Практика суда присяжных должна расширяться, а право в российском сознании нередко трактуется как воля начальства. Об этом рассказала директор Института законодательства и сравнительного правоведения при правительстве РФ, член Президиума Ассоциации юристов России Талия Хабриева в беседе с членом Президиума Ассоциации юристов России Михаилом Барщевским.

Михаил Барщевский: Пожалуйста, расскажи нашим читателям, чем занимается возглавляемый тобой институт?

Талия Хабриева: Согласно Уставу, наша главная задача - обеспечение деятельности Правительства. Институт участвует в подготовке планов законопроектной деятельности правительства РФ; разрабатывает проекты федеральных законов; проводит научную правовую экспертизу концепций и проектов федеральных законов, а также иных нормативных правовых актов, находящихся на рассмотрении в правительстве.

Второе направление деятельности Института - экспертно-аналитическая и информационная поддержка органов государственной власти и международных организаций. Ежегодно по запросам администрации президента, правительства, Совета Федерации, Государственной Думы, Конституционного суда, Верховного суда, Высшего арбитражного суда Институт готовит около 3000 заключений, справок, аналитических обзоров.

Третье направление - фундаментальные научные исследования. Только за последние 5 лет вышло около 150 книг.

Четвертое направление - издание "Журнала российского права" и "Журнала зарубежного законодательства и сравнительного правоведения".

Закон на экспертизе

Барщевский: Институт работает на правительство. А как часто бывает, что вы даете отрицательные заключения на проекты министерств и ведомств?

Хабриева: Достаточно часто. Особенно когда речь идет о поправках в действующие законы. Случаются отрицательные заключения и на депутатские инициативы. К нам ведь поступают все законопроекты, независимо от субъекта законодательной инициативы.

Барщевский: А к вам прислушиваются?

Хабриева: Я просматриваю все заключения и готова признать, что, в целом, скорее, да.

Барщевский: За 9 лет пребывания в Правительственной комиссии по законопроектной деятельности у меня сложилось впечатление, что когда отрицательное заключение дает ГПУ Президента, то это табу, это вето. А если отрицательное заключение дает Институт, то прислушиваются, конечно, но это не табу. Ты считаешь правильным, когда исполнительная власть говорит собственным юристам: "Так надо", при том, что юристы считают, что так нельзя?

Хабриева: Сила доктринального заключения состоит в авторитете тех, кто его дает. И если аргументация достаточна, прислушиваются и корректируют, в том числе, позицию правительства - примеры такие есть. Но иногда, особенно когда речь идет не о каких-то системных законопроектах, а о поправках, принимаемых в большой спешке, признают: "Вы правы, но мы потом поправим, после второго чтения, а сейчас это нужно". Конечно, с учетом традиций и правил юридической техники, а главное, с учетом основной линии развития той отрасли законодательства, куда вносятся изменения, лучше делать сразу хорошо. Но мы прекрасно понимаем, что есть проблемы, которые требуют безотлагательного решения.

Барщевский: А как насчет тезиса "пускай рухнет мир, но восторжествует закон"?

Хабриева: История уже давно дала ответ на этот вопрос: закон не может исполняться, если он разрушает мир. Закон - это воля. В первую очередь, воля законодателей, которые создают определенную обязательную для всех модель поведения..

Барщевский: Конституция говорит о том, что Россия - это светское государство. Вдруг вносится изменение в закон о государственных праздниках и появляется новый государственный праздник - День крещения Руси. Ты считаешь, это соответствует Конституции?

Хабриева: Толкование и определение конституционности или неконституционности той или иной нормы нашему Основному Закону принадлежит исключительно Конституционному суду России. Я могу дать свою оценку. С точки зрения статьи Конституции вроде бы нет полного соответствия принципу светского государства. Но с другой стороны, это право законодателя сделать религиозный праздник светским, перевести его в категорию национальных.

Милость присяжных

Барщевский: А суды к вам в институт обращаются? Вы вообще за судебной практикой следите издалека или вовлечены в процесс ее формирования?

Хабриева: "Издалека" - это не про нас. Институт всегда имел межведомственный статус, а в 30-е и 40-е годы он даже функционировал под эгидой Верховного суда и прокуратуры. Поэтому традиции изучения судебной практики в институте были заложены очень давно. С 1960 года мы издаем обзоры судебной практики. И кстати, эта научная продукция является одной из наиболее востребованных.

К тому же сотрудники института являются членами научно-консультативных советов всех высших судебных органов. Большое значение, безусловно, имеет и то, что в работе наших конференций принимают участие судьи высших судов РФ. Наибольшее количество обращений по конкретным делам поступает из Конституционного суда.

Барщевский: Меня технологическая сторона не очень интересует. Насколько судебная практика на высшем уровне формируется с учетом мнения людей из науки?

Хабриева: Последние два десятилетия она формируется в основном с участием науки.

Барщевский: А как ты оцениваешь нынешнее состояние суда присяжных в России? Согласна ли ты с тем, что появилась тенденция к сужению его компетенции?

Хабриева: О тенденции можно говорить, когда она устойчива. То, что произошло определенное сужение в связи с тем, что из компетенции суда присяжных были выведены дела по терроризму, другим государственным преступлениям еще не означает, что появилась устойчивая тенденция. К тому же практика деятельности присяжных судов не наработана, она должна развиваться. Ты же знаешь, какие были казусы, когда присяжные оправдывали, абсолютно очевидно виновного в совершении очень тяжкого преступления.

Барщевский: Вот интересная штука-то, что ты говоришь "очевидно". Для меня это полное откровение. Помнишь питерское дело об убийстве таджикской девочки, когда присяжные оправдали обвиняемого, и мы все возмущались?

Хабриева: Да.

Барщевский: А ты знаешь, что истинных виновных поймали и они сидят?

Хабриева:  Значит, интуитивно присяжные почувствовали, что они не могут поддержать обвинение. Недавно, выступая перед очень подготовленной аудиторией, я серьезно задумалась над почти философскими вопросами: "Какова роль права?" и "Что такое институт присяжных?".

Мерила праведные

Барщевский: Регулятор.

Хабриева: Согласна, что это инструмент, который обеспечивает правопорядок, то есть меры должного поведения. И другого универсального регулятора человеческая цивилизация не придумала. Но есть ведь и другие функции. В XIII - XIV веке в России сборники права назывались "Мерила праведные". Посмотри, какой семантический ряд в русском языке: право, праведный, правильный, справедливость, как язык откликнулся, дав этим словам общекорневую основу. Право только тогда воспринимается, когда соответствует критериям правильности и справедливости. Решение суда присяжных, как мне кажется, тоже лежит в этом русле. Другое предназначение права - это исправление нарушенного порядка, а также тех, кто нарушил нормы права. И у Толстого, и у Достоевского, и в русских народных сказках присутствует мысль, что право должно выступать, главным образом, как инструмент не наказания, а исправления. В этом истоки сочувствия рядового гражданина, который может оказаться среди присяжных, к тем, кто нарушил норму права.

Барщевский: А это плохо или хорошо?

Хабриева: Это данность, которая отражает наше мировоззрение и изменить его практически невозможно. Но есть еще одна функция права, связанная с нашим историческим мировоззрением. Она подразумевает, что право исходит от правительства, является инструментом осуществления поставленных им задач. В российском сознании право во многом воспринимается как воля правительства, правителя.

Барщевский: Скажи, а молодежи в институте много?

Хабриева: Это - моя главная гордость. Молодежь идет к нам не из соображений престижа, а для того, чтобы иметь возможность апробировать свои научные идеи и тут же их внедрять. Как я шучу: сегодня молодой кандидат наук написал заключение, а завтра оно находит отражение в постановлении правительства или в нормах федеральных законов.

Барщевский: У нас в политике очень мало женщин. За такой, как ты, мне кажется, народ повалил бы валом. Самостоятельно мыслишь, прекрасно говоришь, великолепно выглядишь, не замарана никакими скандалами. Почему ты не занималась публичной политикой? Ты хороший директор, Талия, но ты же не кабинетный ученый.

Хабриева: Я себя ощущаю счастливой именно тогда, когда удается сформулировать научную идею и изложить ее на бумаге. Политик, так или иначе, должен, мне кажется, кривить душой. Я этого не умею. Я хочу заниматься своей профессией, в ней я чувствую себя абсолютно комфортно и, надеюсь, смогу поспособствовать, чтобы право, в самом классическом, даже почти божественном его понимании все больше утверждалось в нашей стране.

Источник: https://rg.ru/2010/06/03/sudy.html